Помочь отстоять право на наследство — с такой просьбой ко мне обратились родственники будущей моей доверительницы. Они объяснили, что Ольга не совсем здоровый человек, если точнее, олигофрен, и не понимает всех тонкостей получения и оформления наследства, что ее обманули.
Сначала я не хотела браться за это дело, предполагая, что оно проигрышное и вряд ли нам что-то сулит. Сложность проблемы была в том, что доказать факт обмана здесь нелегко (как правило отсутствуют свидетели). И все же оставалась надежда на признание того, что мой доверитель в момент совершения сделки не мог осознавать значение своих действий и руководить ими и это удастся подтвердить психолого-психиатрической экспертизой.
Ситуация заключалась в следующем. У Ольги умер отец, оставив после себя приватизированную в равных долях с ее мачехой квартиру. Понимая, что она реальная претендентка на долю отца, моя клиентка заявила о своих правах. Вдова уверила, что не оставит ее без наследства, но попросила от него отказаться в ее пользу, объяснив, что так будет проще оформить право собственности на квартиру. При этом заверила, что в скором времени обязательно вернет ей положенную часть. Ольга, в силу своих психических особенностей доверяя той полностью, согласилась ждать, сколько необходимо. Получив так называемый отказ падчерицы от наследства, мачеха быстро оформила на себя все документы, не думая, в принципе, делиться. К тому же она просила Ольгу никому об этом не рассказывать. Известно же все стало только после смерти мачехи.
Обратившись в суд с иском к ее родственникам, мы сразу предложили им мировое соглашение. Почему? По подобным делам обязательно назначается психиатрическая экспертиза, и есть риск, пусть даже минимальный, что человека признают вменяемым. В таком случае Ольга осталась бы ни с чем. Однако ответчики идти на мировую отказались, заявив, что правда на их стороне и никто никого не обманывал.
В ходе судебного разбирательства меня поразило поведение судьи. Она была извещена о болезни истицы, но вела себя достаточно некорректно по отношению к ней. Это выражалось в тоне допроса, в давлении на Ольгу. У той даже случился после этого нервный срыв. Как мне показалось, изначально судья была на стороне ответчиков. Но уже на втором заседании она поменяла свою точку зрения. Думаю, этому способствовали и приглашенные нами в качестве свидетелей врачи. Они рассказали об особенностях олигофрении, о том, как человек с подобным диагнозом живет, о его доверчивости, что такие люди не способны анализировать свои слова и поступки. Таким образом, было подтверждено: Ольга не понимала, что своим согласием подождать, она фактически
отказалась от наследства.Как не понимала и того, что в него нужно вступить, то есть прийти к нотариусу и взять список документов, необходимых для его оформления. Мы смогли доказать, что, вследствие своих психических особенностей, моя доверительница не способна заниматься такого рода делами.
Кроме врачей, мы пригласили и других свидетелей — соседей и родственников Ольги, которые рассказали об отношениях моей клиентки и вдовы отца. По их словам, мачеха на нее давила, в некотором роде даже управляла ею. В свою очередь Ольга, как заверяли свидетели, заботилась о той после смерти отца, помогала ей всем, чем могла. Но та постоянно ее отталкивала и заявляла, что ничего не даст моей клиентке.
До вынесения судебного решения дело не дошло — ответчики пошли на мировое соглашение. В итоге моя доверительница получила около 85 процентов от стоимости квартиры после ее продажи.